Главная » Статьи » Библия и СИ |
Учение «Свидетелей Иеговы»: Накануне Своего ареста, отпраздновав с учениками еврейскую Пасху, Иисус Христос ввёл обычай отмечать «Вечерю Господню», или воспоминание Своей смерти. В память о том особенном ужине самые первые христиане собирались вместе на специальное ежегодное мероприятие, полное символического смысла и служащее хорошим напоминанием важности событий, связанных с жертвой Иисуса Христа. Отмечая Вечерю Господню, они следовали тому порядку, который установил Он Сам: молились и передавали друг другу незаквашенный хлеб и красное вино в качестве подходящих символов безгрешного тела Иисуса и Его пролитой крови, показывая, как высоко ценят Его жертву, и размышляя о тех благословениях, которые стали возможны благодаря ей. Однако со временем под влиянием небиблейских и языческих традиций простая и понятная каждому церемония превратилась в особую торжественную службу с запутанными ритуалами — литургию (мессу). В некоторых церквях христианского мира учат, что во время литургии происходит чудо, и хлеб и вино преобразуются в буквальную плоть и кровь Иисуса Христа. Это называется «таинством Евхаристии», во время которого священником приносится жертва Богу со стороны людей. Подобное учение не поддерживается Библией и потому не может являться чатью истинного поклонения Богу. «Что подразумевал Иисус, когда сказал: "Сие есть Тело Моё" и "Сие есть Кровь Моя"? (...) Выражения, которые в СП звучат как "сие есть Тело Моё" и "сие есть Кровь Моя", в НМ переводятся как "это означает моё тело" и "это означает мою кровь". Такой перевод согласуется с тем, что говорится в контексте, в стихе 29 (СП): "Отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего" (курсив наш.— Ред.). ПЕК, РВ, СоП также показывают, что Иисус назвал содержимое чаши "плодом виноградным", и это было сказано уже после того, как Иисус сказал: "Сие есть Кровь Моя"» В данных словах Господь Иисус Христос никоим образом не указывает на некий символизм, но говорит о Своём подлинном присутствии в установленном Им таинстве. Само построение фразы довольно примечательное: дело в том, что греческое слово «τουτο» (т. е. «сие», «это»), указывающее на подаваемые ученикам объекты, является местоимением среднего рода, и поэтому относится не к хлебу и вину (греч. «αρτος» и «οινος» соотвественно — оба мужского рода), но к Телу (сущ. «σωμα» — средний род) и Крови (сущ. «αιμα» — средний род) Спасителя. Поэтому глагол-связку «εστιν» в Его словах следует понимать не в смысле «означает» или «символизирует», а в обычном и прямом значении — «есть», «является». Контекстуально «символический подтекст» слов Христа не подтверждается: Он не говорит, что хлеб и вино Евхаристии являются просто символами. Таких выражений нет в Священном Писании, и странно, что «Свидетели Иеговы» ратующие обычно за «библейскость» богословской терминологии, этого не замечают. Общество Сторожевой Башни ссылается на слова 29-го стиха в качестве доказательства того, что в чаше даже после произнесения Христом тайноустановительных слов по-прежнему находилось вино. Однако этот аргумент совершенно рушится при рассмотрении более детального описания Тайной Вечери у евангелиста Луки: «И когда настал час, Он возлёг, и двенадцать Апостолов с Ним, и сказал им: очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания, ибо сказываю вам, что уже не буду есть её, пока она не совершится в Царствии Божием. И, взяв чашу и благодарив, сказал: приимите её и разделите между собою, ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придёт Царствие Божие. И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Моё, которое за вас предаётся; сие творите в Моё воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается» (Лук. 22:14-20). Из этой цитаты прекрасно видно, что на столе было, как минимум, две чаши: первая — с обычным вином (как частью ветхозаветной Пасхи), а вторая — с вином претворённым в пречистую Кровь Спасителя. Слова Господа о «плоде виноградном» относятся именно к первой чаше и означают, что Он не будет пить вина вместе с учениками до Своего воскресения («Царством называет здесь Воскресение, так как воскресши из мёртвых, Он воцарился над смертью. После же Воскресения Он опять ел и пил с учениками Своими, уверяя их таким образом, что Он есть Тот Самый, Который пострадал (Деян. 10:40-41), но пил уже "новое вино", то есть пил новым некоторым и необыкновенным образом, ибо имел Плоть уже не страдательную и нуждающуюся в пище, а нетленную и бессмертную», — блаженный Феофилакт Болгарский). Немаловажным обстоятельством является то, что на Тайной Вечере произошло заключение нового завета взамен прежнего, который был заключён Богом с израильским народом у горы Синай. Однако тогда люди стали участниками завета после окропления их жертвенной кровью (см. Исх. 24:7-8). Это обязательное требование при заключении завета. Если же на Тайной Вечери не произошло чуда пресуществления, если на ней не было жертвенной Крови Агнца Божьего, то получится, будто Христос устроил профанацию — новый союз с Богом был провозглашён, но не скреплён должным образом. Апостолы реально так и не вступили в него; они «воспев, пошли на гору Елеонскую», а после и вовсе разбежались (Матф. 26:30, 56). «Свидетели Иеговы», быть может, укажут на чашу с вином, но если оно — только символ, то не будет ли и заключённый с его помощью завет всего лишь тенью да символом? Если достаточно «символа», то почему народ еврейский был окроплён не символом, но настоящей кровью жертвы? Эти вопросы не находят удовлетворительного ответа в рамках учения Организации «Свидетелей Иеговы». «Посмотрим на выражения "сие есть Тело Моё" и "сие есть Кровь Моя" в свете живого образного языка, характерного для Библии. Например, Иисус говорил: "Я — свет миру", "Я — дверь овцам", "Я есмь истинная виноградная лоза" (Иоан. 8:12; 10:7; 15:1, СП). Ни одно из этих выражений не подразумевает какого-либо чудесного перевоплощения, не так ли?» Безусловно, в Своих речениях Господь Иисус Христос нередко употреблял различные иносказания, образы и притчи. Однако каким образом это доказывает, что и тайноустановительные слова были произнесены с использованием «живого образного языка»? В выражениях, на которые указывает Общество Сторожевой Башни, Сын Божий соотносит Свою личность с опредёленными неодушевлёнными понятиями, выражающими смысл Его жизни и миссии в виде очевидной метафоры. В случае же со словами «сие есть Тело Моё» и «сие есть Кровь Моя» подобная очевидность отсутствует, особенно учитывая, что одним из чудес Господа, зафиксированным на страницах Евангелия, является превращение воды в вино (см. Иоан. 2:1-11). Возникает вопрос: почему же Он не мог с той же властью обратить вино в Свою пречистую Кровь, а хлеб — в Свою безгрешную Плоть? И разве во время кульминации той Вечери, когда Христос заключил новый завет, Его речь не должна быть предельно ясна и открыта, без двусмысленностей? Разве не это требуется всегда при заключении важных договоров и соглашений? Выразить полный «символизм» можно было гораздо более определёнными словами, например: «Примите сей хлеб словно Тело Моё» или «Даю вам это вино в знак Моей Крови изливаемой». И та, и другая фраза были бы одинаково хорошо поняты и восприняты людьми того времени. Но Христос сказал иначе, Он сказал прямо: «Сие есть...». Как можно было ещё яснее выразить ту истину, что под видами хлеба и вина Он преподал Апостолам Свои подлинные Тело и Кровь? Если бы нужно было понимать Его слова иносказательно, то Он бы на это указал. Следует также принять во внимание, что Апостол Павел назвал разламываемый Господом хлеб Вечери Его «Телом ломимым» (1Кор. 11:24), однако ни на Голгофе, ни после неё Тело Христа никто не ломал, ни одна Его кость не сокрушалась (Иоан. 19:36). Поэтому фразу «сие есть» нельзя понять как «сие означает». Хлеб не мог «означать» или «символизировать» то, чего так и не произошло! Следовательно, по убеждению Апостола Павла, под видом хлеба разламывалось и вкушалось действительно настоящее Тело Иисуса Христа. «В 1 Коринфянам 11:25 (СП) апостол Павел писал о Тайной вечере и передал те же мысли другими словами. Вместо того чтобы процитировать то, что сказал о чаше Иисус: "Пейте из неё все, ибо сие есть Кровь Моя нового завета", Павел написал следующее: "Сия чаша есть новый завет в Моей Крови". Это, конечно же, не означало, что чаша каким-то чудесным образом превратилась в новый завет, или соглашение. Разве не разумно заключить, что содержимое чаши символизировало кровь Иисуса, посредством которой вводилось в действие новое соглашение?» Довод Общества Сторожевой Башни не представляется убедительным, но прежде чем дать необходимое пояснение по рассматриваемому библейскому отрывку, определим, что подразумевает Апостол под словом «чаша». В 26-ом и 27-ом стихах он использует выражение «пить чашу». Ясно, что речь идёт о питии не самого сосуда, а его содержимого. Следовательно, и предыдущем стихе выражение «сия чаша...» нужно понимать как «сие содержимое чаши», то есть в интересующем нас стихе говорится не о сосуде, а о том, что в нём находится, что его наполняет. И если бы Апостол Павел написал только «сия чаша есть завет» и на этом остановился, то метафорическая интерпретация Общества Сторожевой Башни могла бы иметь место. Но что в действительности написано в священном тексте? «Сия чаша есть новый завет в Моей Крови» (1Кор. 11:25), так что даже при самом строгом и буквалистском подходе невозможно не заметить, что здесь содержимое чаши всё-таки названо Кровью Христовой (о вине, кстати, ни слова не сказано). Вообще же весь фрагмент 1Кор. 11:23-30, в котором Апостол Павел объясняет, с каким благоговением и предварительным самоиспытанием христианам следует приступать к Святому Причастию, свидетельствует не пользу учения «Свидетелей Иеговы». В нём подчёркивается, что Евхаристия это не простая пища и питиё, но принятие истинных Тела и Крови Христовых, недолжное отношение к которым оказывается даже причиной смерти. Если же, как утверждают «Свидетели Иеговы», христиане вкушают обычные хлеб и вино, то непонятно, как неподобающее отношение к продуктам питания может вызвать болезнь или смерть. Остаётся только привести ещё одно место о Святом Причастии: из предыдущей главы того же послания Апостола Павла, где он говорит: «Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба. Посмотрите на Израиля по плоти: те, которые едят жертвы, не участники ли жертвенника?» (1Кор. 10:16-18). Здесь Апостол прямо говорит, что в таинстве Евхаристии христиане приобщаются не «символа», а самих Тела и Крови Христовых, ведь греческое слово «κοινωνια» означает «(со)участие, общение, связь». То есть, вкушая от Святых Даров, христиане приобщаются, сообщаются, становятся частью, соединяются с Телом и Кровью Спасителя, что было бы невозможным, если на столе и в чаше были бы лишь хлеб и вино. И потом, о каком же «одном хлебе» говорит в этом отрывке Апостол Павел? Ведь для Литургии в храмах по всему миру используются многие хлеба, и если бы никакого пресуществления Даров не происходило, то они так бы и оставались «многими хлебами». Но из рассмотренных слов следует, что христиане причащаются действительно одного Хлеба, «Хлеба Небесного», Который есть Сам Господь Иисус Христос (Иоан. 6:48-51), подающий нам в таинстве Свои пречистые Тело и Кровь. Само сравнение приобщения чад Церкви Христовым Телу и Крови с поеданием израильтянами ветхозаветных жертв весьма красноречиво свидетельствует против «метафорической» позиции Общества Сторожевой Башни. Так что напрасно оно хочет найти опору своего заблуждения в словах Апостола Павла, чьи слова о Евхаристии говорят нам в пользу реального, а не символического Причастия Господу Иисусу Христу. «Означало ли это, что ученики должны были буквально есть плоть и пить кровь Иисуса? Если бы это было так, то Иисус подталкивал бы их к нарушению Закона, который Бог дал народу Израиль через Моисея. Этот Закон запрещал употреблять в пищу кровь (Лев. 17:10—12). Иисус не побуждал своих слушателей преступать Закон. Наоборот, он строго предостерегал их от нарушения хотя бы одного из требований Закона (Матф. 5:17—19)» Увы, но эта псевдобиблейская аргументация имеет лишь видимость истины. Дело в том, что Моисеев Закон запрещал вкушение крови животных, но не людей: «Значит, Иисус подразумевал, что ученики должны были есть и пить в переносном смысле, проявляя веру в искупительную жертву, которую ему предстояло принести, отдав свою совершенную человеческую жизнь. (Сравни Иоанна 3:16; 4:14; 6:35, 40.)» Не следует «Свидетелям Иеговы» навязывать свои измышления Священному Писанию: в переносном смысле выражение «есть плоть» означает причинение великой обиды, злословие и притеснение (см. Пс. 26:2; Иов. 19:22; Мих. 3:3; Гал. 5:15). Поэтому если допустить, будто Христос выразился фигурально, то получится, что Он обещал вечную жизнь тем, кто будет Его хулить и преследовать! Разве не безумно подобное толкование? Выражение же «пить чью-либо кровь» в переносном значении и вовсе не встречается в Библии (хотя мы в быту его и употребляем, равно как и эпитет «кровопийца», вот только означает оно, опять же, причинение кому-либо мучений). Откуда же «Свидетели Иеговы» взяли для слов Христа такое переносное значение — «проявлять веру»? Его не знают ни древние пророки, ни святые Апостолы. «Свидетели Иеговы» просто выдумали это новое, удобное для них значение, дабы легче было оправдать собственное лжеучение. Но в словах Господа не видно и намёка на метафору: «Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питиё» (Иоан. 6:55). То есть Плоть и Кровь Христа не образно (как превратно толкуют «Свидетели Иеговы»), а истинно, подлинно, на самом деле являются пищей и питьём для верующих. Потому-то иудеи и начали роптать и возмущаться, а часть учеников даже покинула Его и уже более не ходила с Ним. Они оказались неспособными на подвиг веры и поэтому недоумевали: «Как Он может дать нам есть плоть Свою?» (Иоан. 6:52). Рядом с Христом остались только те, кто поверил, что Он действительно может преподать им Свою Плоть и Кровь не в переносном, а в прямом смысле слова. Они не знали, как именно это станет возможно, — велит ли Он им заколоть Себя или станет отрезать от Себя части и кормить ими — они не знали, но вместо того, чтобы позволить затуманить слова Господа пустыми рассуждениями собственного несовершенного разума, приняли их при всей непостижимости. «Иисус сказал: "Сие творите в Моё воспоминание" (Луки 22:19, СП; 1 Кор. 11:24, СП). В РВ, СРП в Луки 22:19 говорится: "Делайте так в память обо Мне". В ПЕК написано: "Делайте это в воспоминание о Мне". Иисус не сказал, что своими действиями на Тайной вечере он приносил себя в жертву или что его ученики должны были обновлять его жертву. Нужно быть очень плохо знакомым с каноническим текстом Нового Завета, чтобы на полном серьёзе отрицать жертвенное значение Евхаристии. О чём же, если не о жертве, свидетельствуют слова Христа: «Тело Моё, за вас ломимое» (1Кор. 11:24), «Кровь Моя... за многих изливаемая во оставление грехов» (Матф. 26:28), «...за вас предаётся... за вас проливается» (Лук. 22:19-20)? Обратите внимание, Господь не сказал: «Кровь Моя, которая прольётся» или «Тело, которое будет предано за вас», но — «Кровь, которая за вас проливается» и «Тело, которое за вас предаётся» (т. е. прямо сейчас, на Вечери). Значит, в уже тогда, в Сионской горнице произошло нечто такое, что актуализировало ту жертву, которая хронологически должна была принестись в ближайшем будущем на Голгофе. Апостол Павел также учит о жертвенном аспекте Божественной Евхаристии. Так, предостерегая христиан Коринфа от идолослужения, он рассматривает в смысловой параллели жертвы языческие (приносимые за трапезой бесовской не Богу, а бесам) и евхаристические чашу и хлеб, чем ясно показывает, что Евхаристия есть жертва истинная, совершенная, приносимая Богу (1Кор. 10:14-21). И в связи с этим следует кое-что пояснить, дабы развеять заблуждения «Свидетелей Иеговы». Согласно православному понимаю таинства Евхаристии, во время литургии происходит не повторение Христовой жертвы, но приобщение к ней. Мы не пытаемся воссоздать её или «обновлять» (это невозможно) — мы просто присоединяемся к ней. Как? Мистически, то есть через таинство, сверхъестественным образом. И благодаря милости Иисуса Христа мы можем участвовать именно в той же Тайной Вечере, что и Апостолы много веков назад. Нам не нужно ещё раз совершать жертву, нет необходимости ещё раз умертвлять Агнца. Наша жертва состоит в том, что наше приношение — хлеб и вино — становятся истинным Телом и Кровью Агнца, закланного на Голгофе, а ныне пребывающего на небесах. При этом во время Литургии происходит также и воспоминание Христа-Вседержителя, искупившего Своим подвигом грехи мира. Непонятно, почему Общество Сторожевой Башни видит какое-то противоречие между этими аспектами одного действа. На Литургии православные христиане вспоминают Рождество Иисуса Христа (во время проскомидии), Его земное служение среди людей (при чтении Евангелия), Его вольные страдания и смерть (при приготовлении агничной просфоры), погребение (при внесении Святых Даров в алтарь и закрытие царских врат), славное Воскресение (во время открытия царских врат и выноса Святых Даров) и, наконец, Вознесение на небеса (при благословении молящихся евхаристической чашей в конце Литургии). Таким образом, чинопоследование Литургии изображает всю историю нашего спасения, однако было бы ошибкой считать, будто только этим и исчерпывается происходящее на ней. «Является ли всё это просто "непостижимой тайной"? Да, нам не открыто, как это происходит. Чтобы приобщиться этому Божественному Дару, каждый христианин должен явить личный подвиг веры — без совершенно напрасных попыток рационального обоснования и суетных человеческих умствований принять верой слова Спасителя: «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо плоть Моя истинно есть пища, и кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь пребывает во Мне, и Я в нём» (Иоан. 6:53–56). Вкушая Евхаристию, христиане вступают в теснейшее единение с Господом и становятся участниками бессмертия и вечной блаженной жизни. И мы не видим, каким образом это великое Божье таинство противоречит «ясно изложенным библейским истинам». «Все ли упоминания в Библии о "преломлении хлеба" подразумевают, что это делалось в память о смерти Христа? (Деян. 2:42, 46; 20:7, СП). Иисус "преломлял хлебы" во время еды и до Тайной вечери (Мар. 6:41; 8:6, СП). Хлеб, который ели евреи в те времена, отличался от хлеба, к которому многие привыкли сегодня. Во время еды его обычно разламывали или отрывали от него куски» Общество Сторожевой Башни предлагает настолько несерьёзную аргументацию, что складывается впечатление, будто её авторы, осознавая несостоятельность собственной теории, просто озвучивают первые пришедшие в голову мысли в надежде, что это кого-то, может быть, убедит. Хлеб в те времена действительно преломляли во время трапезы, но почему связанный с этим действием глагол в среде христиан не мог приобрести ещё и новый, специфический смысл? Полезно рассмотреть в качестве примера греческое слово «βαπτιζω», означающее «погружать, окунать, омывать». Оно используется в Священном Писании для обозначения иудейского обряда очищения (Лук. 11:38-39), обычного погружения в водоём (4Цар. 5:14, LXX), а также ритуала, который совершал пророк Иоанн Предтеча (Марк. 1:4-5). Но в среде христиан глагол «βαπτιζω» приобрёл вполне определённый основной смысл — христианское крещение, совершаемое во имя Отца, Сына и Святого Духа (Матф. 28:19). Не произошло ли то же самое и с «преломлением хлеба»? Не появилось ли после известных евангельских событий у этого выражения нового, сугубо христианского значения? Библия не даёт оснований это отрицать: «И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах... И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца» (Деяния 2:42,46). Обратите внимание, что совместное преломление хлеба здесь упоминается в контексте сугубо духовных дел: посещения храма, молитв, апостольского научения. Для чего первые христиане специально собирались вместе — для того, чтобы покушать? Научный сотрудник Центра Апологетических Исследований Дмитрий Розет отмечает нелепость подобной точки зрения: «Чем занимались первые христиане? Ежедневно ходили в храм, где вместе принимали пищу, а потом ещё дома насыщались "с искренностью сердца"! Необыкновенно насыщенная гастрономическая жизнь». Не менее абсурдно будет выглядеть и попытка представить событие, описанное в Деян. 20:7-12, как обычный ужин, на который был приглашён Апостол Павел. Из повествования следует, что вечер был прерван трагическим происшествием — один юноша уснул и выпал из окна. По версии «Свидетелей Иеговы», Апостол Павел, едва только проверив состояние пострадавшего и убедившись, что тот жив, поднялся наверх в горницу и как ни в чём не бывало «преломил хлеб, начал ужинать» (Деян. 20:11, ПНМ). Комментируя этот эпизод и его интерпретацию «Свидетелями Иеговы», Дмитрий Розет иронически замечает: «Поистине, даже жизнь и смерть отступали перед важностью своевременного принятия пищи!». Далее он приводит иной взгляд на этот библейский отрывок, объясняя его в контексте Евхаристии: «Поведение Павла оправдано и объяснимо лишь в том случае, если только он, убедившись, что юноша жив, вернулся в комнату не затем, чтобы подкрепиться, а чтобы продолжить начатую Вечерю — событие настолько важное и значимое, что даже столь трагическая случайность не могла ему помешать». И исторические источники действительно подтверждают то, что практика совместных встреч для вкушения Святой Евхаристии была довольно частой у первых христиан (см. статью «Вечеря воспоминания (Вечеря Господня)»). «Иисус не указал, как часто нужно отмечать Вечерю воспоминания его смерти. Однако он ввёл её в день еврейской Пасхи, вместо которой его ученики стали отмечать Вечерю воспоминания смерти Христа. Пасху праздновали один раз в год, 14 нисана» Да, Иисус Христос не оставил инструкции, как часто должны были верующие в Него собираться вместе ради Святого Причастия, но если учесть, что традиционно у евреев существовал специальный день, в который они могли отвлечься от своих дел и посвятить его Господу, устроив «священное собрание» (Лев. 23:3), то есть собрание всех членов общины для богослужения, то отсюда можно заключить, что и у древних христиан должен быть подобный день для совместных встреч и воспоминания Господа. А поскольку из Библии известно, что они имели привычку собираться в «первый день недели», то есть по воскресеньям (Деян. 20:7; 1Кор. 16:2), у нас есть все основания полагать, что древние Литургии совершались, как минимум, один раз в неделю. В пользу этого говорят и слова Апостола Павла: «Ибо, во-первых, слышу, что, когда вы собираетесь в церковь, между вами бывают разделения, чему отчасти и верю (...) Далее, вы собираетесь, так, что это не значит вкушать вечерю Господню; ибо всякий поспешает прежде других есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается (...) Посему, братия мои, собираясь на вечерю, друг друга ждите» (1Кор. 11:18-33). Очевидно, что в этом отрывке он рассуждает о регулярных собраниях христианской общины, а не о некоем событии, устраивавшемся лишь раз в год. Довод о совпадении иудейской Пасхи и Тайной Вечери с далеко идущими из этого факта выводами откровенно слабоват. Ведь и Дух Святой излился на христиан в определённый день — на праздник Пятидесятницы, но из этого совпадения никто не додумался вывести заключение, будто схождение Духа на членов Церкви и впредь должно происходить строго ежегодно, в этот самый день! «Приносит ли пользу совершение литургии душам умерших?» «Веруем, что (...) души людей, впадших в смертные грехи и при смерти не отчаявшихся, но ещё раз до разлучения с настоящею жизнью покаявшихся, только не успевших принести никаких плодов покаяния (каковы: молитвы, слёзы, сокрушения, утешение бедных и выражение в поступках любви к Богу и ближним, что всё Кафолическая Церковь с самого начала признает Богоугодным и благопотребным), души таких людей нисходят в ад и терпят за учинённые ими грехи наказания, не лишаясь, впрочем, облегчения от них. Облегчение же получают они по бесконечной благости чрез молитвы Священников и благотворения, совершаемые за умерших; а особенно силою бескровной Жертвы, которую в частности приносит священнослужитель для каждого Христианина о его присных, вообще же за всех повседневно приносит Кафолическая и Апостольская Церковь» ("Послание восточных Патриархов о Православной вере 1723 г."). На Литургии, после причащения всех мирян, священник опускает в евхаристическую чашу небольшие, вырезанные из литургического хлеба части, с молитвой, чтобы Господь Своей священной Кровью очистил грехи всех, за кого были вырезаны эти части. Конечно, сами умершие не могут изменить уже своего положения, но это может сделать Тот, Кто имеет «ключи ада и смерти» (Откр. 1:18). Моисей молил Бога о помиловании целого народа — и был услышан. И праведный Иов возносил за всех своих сыновей молитвы и всесожжения. Если прошения и жертвы ветхозаветных мужей были столь действенны, то что же следует сказать о молитве всей возлюбленной Церкви Божьей, притом сопровождающейся самым могущественным средством очищения людских грехов — Бескровной Жертвой? До Страшного Суда судьба каждого человека ещё окончательно не определена (а иначе сам Суд не имел бы смысла), поэтому мы и молим Бога о помиловании и спасении наших близких, умерших с покаянием, в вере и надежде воскресения и будущей вечной жизни. См. также статьи «Дух», «Душа». --- | |
Всего комментариев: 0 | |